В окружении ручьев и цветов полевых,
Там, где тропы не ведали ноги чужих,
В незапамятно давние времена
Затерялась средь гор деревенька одна.

Жил старик в той деревне. Такой же, как все.
Правда, утром босой он гулял по росе….
Но, в селенье привыкли к делам старика,
И любили рассказы того  чудака:

Про драконов и эльфов чудесные саги,
Про великих героев, полных отваги!
В тех историях вымысла было немало,
Но зато толпа никогда не скучала.

Лишь одно до сих пор было всем неизвестно:
Из какого старик заявился к ним места?
Где он жил, что он делал в прежние годы? -
То не ведал никто из простого народа.

Время шло, а старик совсем не менялся.
Бодр и крепок он телом всегда оставался,
И еще он прекрасно рубился мечом,
Словно годы земные ему нипочем.

Да, это было его увлеченье:
Старичок тот мечом махал в упоении.
Будто помнило тело битвы былые…
«Что же было с тобою в годы иные?» -

Доводили расспросами старца сельчане,
Словно к горлу приставив кинжалы с мечами.
И старик, наконец, всем поведать решил
То, что долгое время на сердце хранил.

«Эта повесть, друзья, вряд ли будет веселой, -
Но кому-то пусть служит уроком и школой.
…Был я молод и зелен, и силы не мерил,
Ни в гаданья, ни во сны никогда я не верил.

И смеялся над теми, кто хранил талисманы,
Потому что считал их жалким обманом.
«Не поможет игрушка, что виснет на шее,
Меч - надежней защита куда, и вернее!

А от скуки спасет озорная подружка.
Если ж нет ее – доверху полная кружка!»
Я смеялся с презреньем над самою Судьбой,
Пока жизнь не столкнула со старухой одной.

То была умудренная жизнью ведунья,
Но ее все боялись, считая колдуньей.
Будто мор без труда наводить она может,
И читать в зеркалах то, что каждого гложет.

Я как раз похвалялся перед целой оравой
Своей храбростью и своей силой удалой.
Тут старуха меня к себе поманила
И слова весьма странные мне говорила:

«Смел и храбр ты, о, воин, я вижу, и честен.
Но трагичный конец твой, увы, мне известен!
Сотню недругов ты в своей жизни убьешь,
После этого сам в лютой схватке падешь!..»

«Вздор и бабьи досужие страхи!»
«Ты не веришь?..» - «Прикажешь податься в монахи?
Никогда пред врагом я не праздновал труса,
Не поддамся и ныне на волю искуса.

Недосуг мне убитых средь битвы считать!»
«Когда сотый останется – ляжет печать
На тебя, а верней, - на твое отраженье.
Ты почувствуешь это в любом из сражений.

Не спасешься от Смерти пустыми речами.
Ведь она, паренек, у тебя за плечами….
Вижу я, ты словами моими расстроен…
Но мне нечего больше сказать тебе, воин».

Посмеяться хотел я над старой цыганкой,
Все, мол, то, что сказала, было, обманкой,
Но на сердце с тех пор поселилась печаль.
И с тоскою смотрели глаза мои вдаль:

Что я встречу теперь за крутым поворотом?
Кто он будет, старухой предсказанный сотый?..
Как умру я, в кровавом бою иль без чести?
И когда то случится, в каком будет месте?..

Не хотелось лежать бы в вонючем болоте,
Ну, меня тут, я думаю, все вы поймете.
Не хотелось бы быть и расклеванным птицей,
И собакам на пищу пойти не годится….

Так я думал ночами, и снились мне лица,
Всех убитых, с какими пришлось мне рубиться.
И шептали сраженные: «Мы лежим под травой.
Срок настанет – и она зашумит над тобой…»

Я проснулся от крика. «Проклятье настигло», -
Понял я; мысль вонзалась в мой мозг, точно иглы.
Чтоб забыться, стал пить я  не мерено браги.
Только хмель мог придать мне для битвы отваги.

…Как-то раз среди боя, где мечи все звенели,
Мои руки вдруг словно заледенели.
И, взглянув невзначай на поверхность меча,
В отражении на нем разглядел я печать:

Как клеймо палача – на правом  запястье.
«Что, закончилось, воин, недолгое счастье?»
Я бежал с поля боя и стал дезертиром….
Страх вселился в меня и гонял по трактирам.

Знал я: нет и не будет во веки прощенья,
«Сотый» мой, будто совесть, жаждет отмщенья…
Я нашел этот тихий средь гор уголок,
Постаравшись забыть обо всем, - если б смог….

Вправе вы относиться ко мне, как к изгою,
Потому что гроша я, как воин, ныне не стою…
С тяжким грузом на сердце я от вас ухожу.
Может, где-то прощенье себе заслужу…»

Призадумались люди в корчме и умолкли.
Всех рассказ изумил. Враз развеялись толки
Что витали все годы вокруг старика.
«Что ж, судьбина твоя была нелегка, -

Крякнул староста, знатный в округе купчина. –
А от смерти бежать –  у любого причина
Отыскалась бы. Так что тебя мы не судим.
Кем пред небом в дни тяжкие сами мы будем?..

…Словно чувствовал староста. Двери раскрылись,
И гонцы короля на пороге явились.
Страшной вестью сельчане поражены:
Королевство на грани кровавой войны.

Их сосед- супостат вдруг явил притязанья
На все земли и трон, обуянный желаньем
С королем их за власть стакнуться лбами,
Остальных же просто сделать рабами…

«Уходите все в горы, детей уводите,
Если только вы в цепи попасть не хотите.
Бросьте всё, и скорее отсюда спасайтесь!
Промедленья, как смерти самой, опасайтесь!»

Так промолвил измученный скачкою вестник,
И тревожный вопрос ему задал Наместник:
«А куда подевалась  королевская рать?
Почему мы должны из домов убегать?

Разве наш сюзерен, повелитель и щит
Бросит нас и не сможет в беде защитить?»
Усмехнулся гонец и промолвил устало:
«Насмерть бился Король, но осталось с ним мало

Тех, кто дожил до этого горького дня…
Только горстка осталась, включая меня.
А врагов, что напали на нас – легион».
По рядам прокатился сдавленный  стон.

«Если есть у вас те, кто оружье держал,
Пусть идут защищать Золотой Перевал.
Только эта расщелина в диких горах
Остановит на время орду. Дикий страх

Там внушают и скалы и странное гулкое эхо,
Ширина же его – для войска помеха.
А еще там частенько гремят камнепады…
Место очень подходит для знатной засады».

«Разве сможем мы целое войско сдержать?»-
Зароптали сельчане. Ведь всем умирать
Положа руку на сердце, вряд ли охота…
«Мы не воины, вестник… Вот вызвался б кто-то

Добровольно пойти и врагов задержать!
Мы б успели уйти и скотину угнать…»
«Вас самих всех угонят, трусливое стадо!» –
В гневе крикнул гонец. – «Горячиться не надо».

Прозвучал тихий голос, сильнее чем крик.
Перед всеми предстал тот самый старик.
«Я пойду к Перевалу, - и займу оборону», -
Он сказал, как отрезал, и голос не дрогнул.

«Ты?.. – спросил в удивленье глашатай. –
Ты ведь дряхлый старик, твое дело лопатой
И киркой на полях потихоньку копать!
А никак не мечом в жаркой битве махать!»

«Хоть старик я, юнец, и давно не у дел,
Меч когда-то мой много чего-то умел…
Рад он будет привычному в прошлом занятью».
«Погоди! Разве ты позабыл о проклятье?» -

Так спросили сельчане, припомнив рассказ. –
Так зачем же тебе умирать из-за нас?»
«Даже если поляжет единственный воин
От меча моего, и умру я, то буду достоин

Я того, кто вручил мне сей доблестный меч!
Так смогу навсегда я позор  свой пресечь!
Пусть свершится Судьбы надо мной приговор:
Жить иль кануть безвестно средь леса и гор».

Он ушел. Вслед за ним ускакали герольды.
А сельчане попрятались, будто кобольды
Среди тайных пещер и в укрывищах дальних.
Ожидая вестей о разгроме печальных…

…Что ж случилось в горах, в Золотом Перевале,
Вам поведаю далее, чтобы вы знали.
Деревеньки уж нет, а легенда жива
Про деянья и подвиг того старика.

Приближался к засаде огромный отряд,
Перевал же был узок; лишь двое солдат
Там могли без труда в ряд один поместиться,
Чтобы можно было спокойно сразиться.

Каково ж оказалось их удивленье,
Когда вдруг из-за скал, словно бы привидение,
Показался худой, седовласый старик,
И преградой нежданной пред ними возник!..

- Передайте властителю, нет здесь прохода.
И идея плохая была для похода.
Мы вас в гости, «друзья», к себе не просили.
Не сдадимся ни грубой осаде, ни силе.

А кто далее ступит, тот будет убит.
- Что за пугало здесь перед нами стоит? –
Засмеялись солдаты, схватясь за бока.
- Что ж, шутите, ребята, шутите – ПОКА…

Усмехнулся старик и меч обнажил.
А потом свою волю врагам объявил:
- Я стою здесь и никуда не уйду.
А вот каждый из вас утро встретит в аду.

Этой дерзостью он оскорбил Короля.
Тот, пылая от гнева, от злости горя,
Своих лучших наемников бросил вперед:
«Пусть наглец этот жалкою смертью умрет!»

Мчались воины в битву, но ждал их лишь меч,
И никто не сумел своей жизни сберечь.
Злой Король конных воинов в битву  послал.
Но лишь конник один мог пройти перевал.

Лишь мешали друг другу, слетая с седла,
Скоро там появилась куча - мала.
А воитель спокойно в них копья метал,
И сердца находил вороненый металл…

Страх проник в их сердца, словно вор в чей-то дом,
Не хотели сражаться они с стариком…
Словно псы, заскулив, они отступили,
И стрелкам свое место в ряду уступили.

Тучи стрел те пускали черной стеной,
Но старик отразил их все до одной.
Его меч, словно рыбка златая, блистал,
А старик исполином застыл среди скал.

Тогда вышел вперед арбалетчиков строй,
И пронзен оказался навылет герой…
Лишь успел опереться о сломанный меч,
В его сердце взорвался невиданный смерч…

Хоть и мертв был старик, но стоял, как гранит,
И, как смерть сама, грозен был так его вид,
Что враги отступились, а Король приказал:
- Посчитайте бойцов, павших средь скал.

Сосчитали солдаты сраженных в бою:
Ровно сотню Косая смела на корню.
От руки одного лишь из них каждый пал.
Им могилою стал Золотой Перевал…

- О великое горе! О, злая потеря!
Я теперь даже чуду охотно поверю!
Коль старик тот принес столь много вреда,
От отряда бойцов, что же будет тогда?..

…Обрядите героя, он умер, как воин.
И за мужество почестей высших достоин.
Пусть свершится торжественно то погребенье!
Вы ж услышьте, бойцы, монаршее решенье:

Закажу своим детям делать, что захотят,
Но не трогать страны, что герои такие хранят!
Славы выше, чем эта, вряд ли кто-то добудет,
И героя такого никто не забудет.